Я пишу смс: "Мне нравится, что небо как грязная акварель, а земля как пестрая гуашь." Грейв отвечает: "Да ты поэт!" Водитель автобуса не знает моей тонкой душевной организации, поэтому просит найти-таки еще пятерку мелочью, иначе я и собрание сочинений в моей голове поедут никуда. Пятерка всегда есть на дне рюкзака, я заставила очередь ждать, я очень плохой человек.
Но поэт.
169 маршрут следует обычным маршрутом, развозя облепленных детьми мытищинцев по воскресным увеселениям, я же снова вспоминаю как каждый раз подлетая к Москве я думаю о том, что города вроде моего выглядят для самолета чередой коробок на иссохшейся земле. В этом смысле обязательное кладбище в программе видов из окна выглядит парадоксально празднично: жители дали всем этим воспоминаниям зарости травой и кустарниками, окружающий территорию лесок только добавляет свое рыжевато-алое соло.
Мой зонт уже ржавеет от постоянных дождей и у меня не получается открывать его с тем же кинематографическим эффектом, что Пенелопа, так что нас поливает вместе с Чистопрудным бульваром, гастарбайтерами в ярко-зеленых дождевиках и тремя с половиной гражданами, что выползли-таки на велосипедно-прогулочное мероприятие, проводимое городом. Вянут рассаженные у кафе пионы, жмутся к тротуарам брошенные велосипеды, люди за стеклами различных кафе делают глоток во славу того, что они не с нами.
Вечер в сквере у дома родителей дарует случайные солнечные лучи, мягко обнимающие деревья, целующие щеки прохожих, легонько касающиеся ягод боярышника. Один такой целует и меня под нервные песни Лалех.
Я дышу осенью глубже.